Максим Кронгауз: «Дети забывают переключать регистры»

Стремительность, с которой технический прогресс меняет современную жизнь, предыдущим поколениям даже не снилась. Как это влияет на нашу с вами лексику? И как лингвисты оценивают происходящее? На наши вопросы ответил Максим Кронгауз, профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка, директор Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета.
Когда вы слышите сленг, который не вполне понимаете, то, значит, вы чужой, а это неприятно, – говорит профессор Максим Кронгауз. – Особенно если речь идёт о ваших детях. Хочется закричать: «Прекрати немедленно! Ты же мой ребёнок, ты должен говорить, как я». Это не самая правильная позиция для родителей. Но тут ещё важно, с кем ребёнок говорит на сленге. Если с друзьями, то это совершенно нормально (постарайтесь вспомнить свою юность). А вот если с вами, то здесь вы вправе настаивать на своём. Если ребёнок не может переключиться на обычный язык для разговора с родителями – значит, у него проблемы. Худший вариант, когда он не хочет переключаться. Это означает, что проблемы в ваших отношениях.

— Но откуда вообще у детей берётся потребность говорить на сленге? Называть родителей предками и выражать свой восторг словом «кавайно»?..

— Мне кажется, что у современных детей давно нет потребности называть своих родителей предками. Это слово ведь где-то из 60-х годов прошлого века. Сленг всё-таки меняется, это одно из его основных свойств, а вот наши представления о нём – нет. Что же касается слова «кавайно», то я его встречал в Интернете. Считается, что оно из сленга поклонников аниме, который формируется на основе японского языка. Потребность же в сленге почти всегда одна: он служит социальной идентификации. Используя тот или иной сленг, человек относит себя к какой-то субкультуре, к какому-то сообществу. Грубо говоря, если я выражаю восторг словом «кавайно», то я из фанатов аниме и демонстрирую это, а если «готично» – то из готов. А заодно я отгораживаюсь от мира и других субкультур, потому что они говорят иначе и плохо меня понимают.

— Кажется, что в последние 5–10 лет сленга стало заметно больше. Или это иллюзия?

— Никто не измерял, но я так не думаю. Сленг просто стал гораздо заметнее, потому что расшатались границы между ним и литературным языком. Скажем, молодёжный сленг существовал всегда, но родители его, как правило, не слышали, то есть для них его как бы и не было. А сегодня это прорывается в общее коммуникативное пространство. Дети забывают переключать регистры. И Интернет, конечно. Родители могут оказаться с детьми в одной социальной сети и прочесть то, что совсем не им предназначалось. Да что Интернет, если по Первому каналу показывают сериал «Школа»?

— Есть ли какие-то слова (например, из наркоманского сленга или что-нибудь подобное), употребление которых действительно должно вызывать настороженность?

— Мне кажется, что сам факт употребления наркоманского сленга должен насторожить родителей, если это, конечно, не игра, не провокация. Ведь сленг, как мы только что говорили, означает принадлежность к сообществу. Но отдельные слова почти ничего не значат. Это может быть случайная мода. Скажем, слово «торчать» тоже из жаргона наркоманов, но оно вышло за его пределы и используется в молодёжном жаргоне в качестве положительной оценки. Пожалуй, самое неприятное – это брань, и на это родители должны реагировать, прежде всего, последить за своей собственной речью. Но проблема брани, строго говоря, не связана со сленгом.

— Что бы Вы посоветовали родителям, которых беспокоит, что их ребёнок стал выражаться как-то странно и не всегда красиво?

— Совет очень простой, но его очень трудно выполнить: не надо делать замечания. Надо просто всем в семье много и про всё разговаривать и, по возможности, вовлекать в этот процесс ребёнка. И при этом ещё необходимо быть образцом правильной и красивой речи. Попробуйте – и вы увидите, как это помогает.