Смертность подростков бьёт рекорды по сравнению с другими возрастными категориями. Молодые люди легко рискуют жизнью. Обычно взрослые не знают подробностей, но практически все мамы и папы замечают: градус экстрима в подростковом возрасте резко повышается.
Почему это происходит, как вести себя родителям, если дети начинают ходить по крышам, ездить на мотоцикле без прав на предельной скорости, бессмысленно рисковать собой? И что с этим делать? Об этом мы беседуем с Кириллом Хломовым, психологом, руководителем центра «Перекрёсток», сотрудником центра инновационных сетей и образовательных инициатив ФИРО.
— А это вообще нормально, что в семье заботливых, любящих родителей вырастает подросток-экстремальщик?
— Подростки, возможно, в разной степени, но фактически все проходят этап, когда сильно рискуют, буквально ходят по краю. Они как бы пробуют мир и самих себя на прочность. Это начинается лет с 11–12 и длится примерно до 18. Тут много мотивов: и проверить себя «на слабо», и показать другим, что не слабо… Формы могут быть очень разные. Дети перебегают дорогу перед машинами, прыгают с крыш, в церкви ставят свечки за себя за упокой, воруют в магазинах или огородах, экспериментируют с алкоголем, наркотиками, сексуальными связями…
— Вы перечисляете разные способы экстремального поведения… Но есть же и спортивные увлечения, хобби – очень опасные для жизни и пользующиеся особой популярностью в подростковой среде?
— Вы имеете в виду экстремальные виды спорта? Безусловно, некоторые подростки выбирают увлечения «на грани» – например, катаются на спортивных велосипедах по крутым склонам или прыгают через голову на скейте… В таких случаях речь идёт о рискованном поведении, которое социально приемлемо. Но молодёжный экстрим часто основан на нарушении правил, норм, когда подросток рискует не только сломать себе шею, но и попасть в милицию. Как мы уже говорили, дети часто воруют, но делают это не ради наживы, а чтобы попасть в переделку и выйти сухими из воды. Добавим сюда драки в публичных местах, позднее возвращение домой по небезопасным маршрутам, опасные связи с людьми из криминального мира…
— Такое поведение у подростков – это особенность нашего времени, или так было всегда?
– Ещё пару столетий назад не было никакого подросткового возраста. Как только ребёнок начинал самостоятельно ходить и хоть что-то соображать, он включался в работу семьи, и детство практически заканчивалось. Девочек рано выдавали замуж, мальчики работали вместе с отцом с малолетства. Подростковый возраст в нашем понимании, когда человек может определяться, искать себя, – это роскошь, обусловленная стабильным экономическим положением. Кроме того, мир реально изменился. И, видимо, чтобы войти во взрослую жизнь, сегодня нужен особый подготовительный период.
— В наши дни какие способы рисковать, на грани с асоциальным поведением, в особенном почёте у подрастающего поколения?
— Набирают обороты паркурщики, руферы и зацеперы…Паркур – это экстремальный способ преодоления преград в городском пространстве. По сути паркурщики – каскадёры-самоучки. Зацеперы рискуют ещё больше. Это ребята, которые катаются на крышах электропоездов и прицепившись к трамваям. А руферы – это те, кто гуляет по крышам, взбирается на крыши без страховки и снаряжения. Чем выше риск, тем круче руфер.
Все эти увлечения можно объяснить более лёгким отношением к смерти у подростков. Отчасти это способ поддержать идею о собственной неуязвимости: «Я так рисковал, в таких переделках был – а всё ещё жив. Следовательно, бессмертен».
То же самое касается подростковых суицидов. Бросаясь с крыши, как бы это странно ни звучало, молодой человек вовсе не обязательно собирается погибнуть. То есть он понимает, что умрёт, но парадоксальным образом не верит в собственную смерть.
— Попытки самоубийства тоже можно отнести к экстремальному поведению?
— Да. Но это отдельная большая тема. По данным ВОЗ, за последние 45 лет количество суицидов в мире выросло на 60 %, а в странах СНГ уровень подростковых самоубийств втрое выше, чем в США. Около 10 % старшеклассников в России имеют суицидальные мысли, и около 2 % – намерения. Это очень много. Как правило, подросток, который планирует совершить самоубийство, каким-то образом пытается сообщить об этом окружающим.
— Играют ли социальные сети негативную роль в популяризации экстремального поведения?
— Безусловно. Многие дети затем и лезут на крышу или совершают другие безумства, чтобы выложить потом фотографии на своей страничке. Появилась особая мода на экстремальные фото и видео. Для ребят это акт коммуникации, а лайки и репосты – обратная связь, которая так важна молодым людям.
— Если это обязательный этап в процессе взросления, то хотелось бы понять, какую задачу решают для себя старшеклассники, рискуя жизнью, здоровьем, социальным положением?
— Это потребность освоиться в новой реальности. Всё меняется – тело, возможности, мир вокруг. С другой стороны – жажда подвига, подтверждение собственной эксклюзивности, уникальности. «Моя жизнь должна быть особенной». Это очень понятный мотив, если вспомнить, что одна из главных задач подросткового возраста – самоидентификация, поиск свой идентичности. Мы уже говорили об идее собственной неуязвимости. Ну, и есть ещё соблазн впасть в безответственность, что очень любят подростки. Ведь, по сути, расхлёбывать их подвиги придётся родителям.
— И как родителям вести себя в такой ситуации? Ведь не запрёшь ребёнка дома на несколько лет…
— Возвращать ответственность. Запугивать не нужно, это бесполезно, но чётко и трезво говорить о последствиях имеет смысл. Что-то вроде: «Ты, конечно, можешь тайком от всех ездить пьяным на мотоцикле без прав, и мы можем не узнать и не остановить тебя. Но очень вероятным результатом этого будут, как минимум, неприятности с полицией, как максимум – инвалидное кресло или тюрьма». И важно говорить о своих чувствах: что родителям страшно, они тревожатся.
— Какие самые распространённые ошибки делают взрослые, когда сталкиваются с экстремальным поведением своих детей?
— Бесполезно наказывать – это только усиливает сопротивление. Одна из ключевых ошибок – игнорировать. Когда родители предпочитают делать вид, что всё нормально, из страха или из педагогических соображений («перебесится»). Тогда подросток заходит всё дальше, чтобы его заметили. Неверная стратегия – шантаж: «У мамы будет инфаркт, если ты…» – в этом случае ребёнок начнёт скрывать поведение ещё сильнее, и однажды оно откроется внезапной катастрофой. Никакого эффекта не даст перекладывание ответственности с одного родителя на другого: «Это ты его так воспитал… Поговори с ним… Я все расскажу отцу».
— Можно ли сказать, что одни подростки более склонны к экстремальному поведению, а другие рискуют, но в меньшей степени? От чего это зависит?
— Однозначно, все по-разному переживают этот период, а вот от чего зависит – сложно сказать… Могу поделиться собственными наблюдениями. У ребят, склонных к слишком экстремальному поведению, как правило, не слишком благополучная ситуация в семье. И это не означает низкий экономический уровень или неполную семью – это может означать отсутствие тепла, контакта, безопасности дома.
Второй фактор – высокие амбиции подростка и посредственные способности, невозможность эти амбиции реализовать.
— Если родители всё понимают и, желая помочь, устраивают ребёнка в секцию по водному туризму или альпинизму, то есть обеспечивают экстрим, но в более организованной форме, – это может помочь?
— Думаю, да. Ведь подростку важно «почувствовать себя крутым», попробовать свои силы. Единственное условие – ребёнок должен добровольно сплавляться на байдарках или ходить в горы, а не в ультимативном порядке.
— Бывает, что человек вырастает, но так и остаётся экстремалом… То есть часть взрослеет и перестает прыгать по крышам, кто-то погибает, а кто-то «залипает» навсегда. Отчего это зависит?
— Экстрим – это ещё и мощный выброс адреналина. Есть категория людей, которые привыкают именно так чувствовать свою жизнь – на краю смерти. Они продолжают рисковать, даже имея жену и детей. Но это уже другая история.
