Михаил Мокринский: «Современная школа должна быть честной»

Согласно рейтингу 2012 года, Михаил Мокринский – директор лучшего лицея столицы. Накануне нового учебного года мы поговорили с ним о проблемах и перспективах современной школы.

— Михаил Геннадьевич, как Вы относитесь к скандально известному новому образовательному стандарту для старшей школы?

— Я надеюсь, что новый образовательный стандарт будет в хорошем смысле радикальным. Что он не ограничится подробным описанием содержания. Чтобы в школах было меньше зазубривания и больше умения думать, обсуждать, взаимодействовать.

— Но ведь не в ущерб содержанию?

— Школьная программа перегружена, и перегружена не тем. И этот избыток содержания попросту не осваивает до 80 % детей. Хорошо талантливому, заинтересованному ребёнку учиться в физико-математической школе. Но если у него иные увлечения, а учитель, пусть справедливо, видит у него математические способности? И требует отдачи по этим способностям, по самой высокой планке? Честнее, ответственнее на непрофильных предметах регулировать этот поток информации. Стандартом, программами. И, может быть, сокращать процентов на 40.

— …И выпускники будут знать математику на уровне арифметики?

— Преподавание должно быть дифференцированным. Пусть будет базовая математика. Пусть будет практико-ориентированная математика (для будущих экономистов, социологов, психологов). И творческое погружение в предмет для физматклассов. Как и в любой сфере, учёные-исследователи будут составлять меньшинство. А вот к большинству нельзя подходить как к неудавшимся, недоделанным математикам. Для них необходимо предусмотреть свои смыслы, своё творчество.

— То есть Вы за более практический подход к образованию?

— Моя знакомая недавно ездила по европейским школам, и её поразила одна германская гимназия. Там всё хорошо, дети дают примерно такие же результаты в учёбе, как у нас. Но 86 % выпускников не собираются поступать в вуз! Кто-то хочет стать владельцем бензозаправки, как папа. Кто-то собирается в техническое училище. Их планы привязаны к социальным реалиям. Но учатся они так же хорошо, как наши ребята, которые готовятся в вуз. И это несколько иная школа. Ей пришлось научиться мотивировать, поддерживать тех, для кого школа – не трамплин в академической карьере, а часть жизни – самодостаточная, ценная.

— Значит, надо в принципе менять цели наших учеников и их родителей?

— Родительские ожидания могут быть определёнными и не очень. Цель подготовки к вузу осязаема и конкретна. А ещё часто взрослые говорят: «Я прошел всё это, через все трудности. И хорошо, что они были – это опыт преодоления». И куда реже слышишь: «Я хочу, чтобы ребёнок, закончив школу, был честным человеком, с достоинством шел по жизни». У общества пока другой социальный заказ. Хотя школа и учитель в принципе могут учить по-другому. В наш лицей идут родители, готовые к переменам. Те, кто ищет для детей лучшую траекторию. Но и такой родитель ждёт, что как его учили, так и его ребёнка будут учить. Только ещё лучше: он будет больше знать, будет более успешен.

— Но традиции тоже нужно сохранять…

— Школа должна гармонично сочетать традиции и актуальную культуру. Если сосредоточиться на традициях, то она станет архаичной, патриархальной. Если на литературе изучать только тургеневских девушек, то ученик поймёт, что школа – это не про жизнь.

— А что Вы думаете о ЕГЭ?

— ЕГЭ сыграл огромную положительную роль. Мы и так хорошо учили. Но с 11-го класса дети начинали бегать на подготовительные курсы и к учёбе в школе относились с меньшим рвением. А когда появился ЕГЭ, учителя сказали: «Мы можем сами подготовить!» И подготовка в вуз перестала разваливать образование на части.
Система ЕГЭ честнее, чем то, что было раньше. Имеет он слабости? Да. Имеет перспективы? Да. ЕГЭ позволяет измерить в целом систему. Если 80 % школьников, судя по результатам ЕГЭ, не могут решить задачу определённого типа, то это сигнал для образовательной политики.

— Насколько перспективен внедряемый сейчас проектный подход?

— Это зависит от приоритетов школы. К примеру, какие проекты могут быть на уроках русского языка? Это ведь не русская речь, а система правил. Так что проект здесь может быть интересен только лингвистам. Английский язык – это уже ближе к речи. Но здесь возникают вопросы к учителю – вы готовы поддержать каждую фазу проекта? Готовы предоставить материалы, пригласить экспертов? Если нет, то «проект» – это одно название. Это просто та же задача, только нарезанная на куски, на более мелкие задачи.
То, что учитель английского отошел от прежней системы преподавания, от Бонк, ещё не значит, что он шагнул в XXI век. Часто тянет назад, где привычно заучиваются фразы, зазубривается лексика. Но общее направление перемен очевидно: труднее учителю и комфортнее ученику.

— Какие ещё недостатки Вы видите в современной школе?

— Школа должна быть честнее. А пока она дает двойной сигнал. Скажем, учитель говорит: «Дети, сегодня изучаем параграф «Процессы демократии». Так, ну-ка сюда смотреть!!!» – и кулаком по столу. И ребёнок понимает, что в учебнике одно, а в жизни другое. И школа в итоге выучивает всё-таки не тому, что в учебнике, а тому, что в жизни. А должна приучать не врать.

— Чего, на Ваш взгляд, не делает, да и не умеет делать наша современная школа?

— Формировать в каждом ребёнке опыт, позицию гуманитарного эксперта. Это когда учитель дал задачу, ученик подумал и сказал: «А вообще-то надо решать совсем другую задачу!» И сказал так потому, что решение должно быть неформальным, требующим переосмысления, учёта обстоятельств и личной позиции ребёнка. Другие задачи, другие ценности, другие результаты… Ученику нужно дать понять, как применять знания в жизненных ситуациях, чтобы он осознал, зачем это нужно учить. Но эта работа – затратная для учителя. И пока у него нет на это времени ни в учебном плане, ни в жизни.