Сочувствие

Это и герои Древней Греции, готовые на подвиг и смерть ради друга, и первые христиане, жалеющие невежественных своих палачей. Великие целители и ученые, матери, готовые защищать детей ценой своей жизни. Исторический факт: тираны и злодеи остаются в памяти общества слабыми и жалкими, когда теряют власть. Это и слабый больной Наполеон, и распадающийся на части жалкий Гитлер, и сходящие с ума от страха расплаты, везде видящие мстителей прочие победители и сверхчеловеки. А на другом полюсе – яркие, сильные фигуры сочувствующих: мать Тереза, Януш Корчак, Суворов («душой с солдатами»), Пирогов и Сеченов: люди помогающие, спасающие и поддерживающие, нет им числа. В жизни каждого из нас такие были, причем не только знаменитости. Вспомните их, и вы увидите, что в большинстве своем они сильные, живые и вполне успешные, а вовсе не слабые аутсайдеры на дороге жизни.

Начитавшись Дарвина

В XIX веке, в пору увлечения Дарвином, многие с упоением повторяли: «Жизнь – это борьба за существование, выживает сильнейший! Гуманизм, сочувствие не присущи живой природе, это хрупкие, чисто человеческие духовные построения, биологически всё и вся борется за выживание, думая только о себе и не щадя никого».
Сухой остаток этих убеждений проникает во все щели общественного сознания, и в наши дни совсем не считающий себя дарвинистом папа готовит сына к школе словами: «Там (в первом классе!) выживает сильный, ты должен поставить себя! Сразу покажи зубы, слабака затопчут!»
А милые молодые мамы и немолодые бабушки как абсолютную истину произносят: «Обязательно надо в детский садик, она у нас (у вас) такая домашняя, неприспособленная – не выживет в детском сообществе, пусть потренируется в реальной жизни сдачи давать, свое место отвоевывать, ведь скоро в школу!»
«Ты с ума сошла со своим сочувствием! За мужиков бороться надо, на сочувствующих воду возят – на свою бабушку посмотри…»
«У настоящего мужчины ни соплей, ни слюней быть не должно, сочувствовать будем потом, в старости, когда все будет достигнуто».

Волки, обезьяны, дельфины, мы…

XXI век принес в нашу жизнь не только необычно быстрое (в реальном времени) развитие науки, но и интуитивное понимание того, что умение сочувствовать и сопереживать, вовремя помогать, а не отталкивать – залог физического и психического здоровья человека, его успешности в обучении и карьере. Это подтвердила и современная нейропсихология, открывшая так называемые зеркальные нейроны (нервные клетки) в мозгу человека, которые считывают происходящее с другими людьми и активно включают нас в сопереживание и резонанс в ответ на эмоциональное состояние ближнего.
Более детальные исследования выявили появление сочувствия и поддержки не только у волков, обезьян и дельфинов, но и у менее развитых в смысле эволюции видов.
Наука и ее представители пришли к выводу, что человек изначально генетически готов к сочувствию и сопереживанию. Например, в Лейпцигском институте антропологии провели эксперимент: взрослый человек один не справляется с заданием на глазах у полуторагодовалых детей. И они по собственному побуждению – уж как могли – кидались ему на помощь! Взрослые участники эксперимента этим малышам были совершенно чужими, и вознаграждения за помощь детям не обещали и не давали. Самое важное в этом открытии, вынуждающем нас пересмотреть взгляды на образование и воспитание будущих поколений (т. е. наших детей и внуков), вот что. Ребенок, пришедший в мир, ждет от взрослых сочувствия и понимания как питательного бульона развития.

Установка на бездушие

Мы много говорим о племени «бездушных» детей, виним время. Но время – это мы, среда – тоже мы.
Мальчик лет трех с радостным криком несется к голубям и начинает… их топтать. В этом возрасте чувства других еще не осознаются, действие и результат связаны слабо. С его точки зрения он – воин и победитель (про роль компьютерных игр и ТВ с удовольствием, но в другой раз!). Его бабушка сидит на лавочке и спокойно наблюдает, прохожие молчат (и то хорошо, а иногда ведь поддержат: «Развелись тут!»). Если сейчас не сказать ему: «Они живые, им больно, нельзя! Ты же добрый мальчик, а крушить живое – плохо, стыдно. Мы не позволим, их жалко!» – на всю жизнь останется в нем укоренившееся право давить, топтать, если захотелось. Да, бабушка, и Вас – когда вырастет! При этом в нем будет бороться стыд неосознанного, но гадкого поступка, сочувствие к убитым голубям, желание быть хорошим для себя и других. И он это или когда-то осознает и скажет: «Стыдно рассказывать, какой дрянью я был!» – или поднимет в ответ на то, что бродит внутри, защитную агрессию: «Это всё они – не там ходят, не так живут!»… И мы получим в худшем случае маньяка, а в лучшем – человека жестокого к близким и дальним, опасного и для себя, и для других.
Взрослые не донесли до ребенка смысл происходящего, он будет искать его сам. И что он найдет?

Что в зеркале тебе моем?

Когда мы сочувствуем человеку, мы его видим, слышим и чувствуем. Наши реакции – зеркало, в котором он узнает себя. И если это зеркало доброжелательно принимает все, что происходит с нами, у нас появляется стимул что-то делать, менять, узнавать. Особенно важно это для маленького ребенка – взрослые вокруг, становясь его зеркалом (он, например, встревожен, а взрослый говорит: «Ты волнуешься, я вижу, и я с тобой»), поддерживающим, помогающим, с одной стороны, знакомят ребенка с самим собой, его чувствами и действиями, с другой стороны, создают у него ощущение уверенности в том, что он нужен и важен для других. А главное – виден и слышен, и тогда в том, что он делает, есть смысл для него самого.
Ира, лет 15, маме: «Карину так сегодня били ребята, ужас!» Мама: «А ты где была? Тебя не тронули?» Ира: «Нет, нас не за что, мы не динамим. Мы смотрели». Мать: «А где она сейчас? А что учителя?» Ира: «Не знаю, мы ушли. А то и нас впутают». Мать: «Молодцы! Потом всю школу отмываться, из-за какой-то!» Это реальный диалог из моей практики в пересказе действующих лиц. Запрос к терапевту: Ира ничего не хочет – ни учиться, ни делать что-нибудь. Нет мотивации. Почему же? Обратите внимание: девочка говорит о своем страхе («ужас!») и потрясении. А мама выясняет обстоятельства, и ни слова о чувствах дочери, Карины или других. Налицо мнимое сочувствие ребенку, но послание очень четкое: «Главное, чтобы у нас не было неприятностей».
В отличие от взрослых, у которых это менее заметно, старанию детей и успеху их начинаний в решающей мере способствует просто присутствие взрослого и проявление интереса с его стороны. Живые позитивные отношения и сотрудничество с ребенком придают смысл его деятельности. И не только в семье: если школьный учитель при самых благих намерениях не обучен сочувствовать, видеть и слышать учеников, мотивация к учебе у них от класса к классу снижается. И взрослые в этом не склонны винить себя: «Это сейчас такие дети, им ничего не нужно!» А может быть, это мы такие? И нам нужно что-то менять в себе?

Не выживать, а сопереживать

Как учить детей сочувствию? Это серьезный вопрос: мы часто путаем сочувствие и резонанс, а это очень разные вещи. За счет зеркальных нейронов (о них речь шла выше) мы способны ощутить почти как свои боль, горечь, усталость другого человека: кто-то уколол палец до крови, а мы ойкаем и вздрагиваем. Часто возникает модель: тебе больно, а мне от этого еще больнее, я слабею от переживаний за тебя, я весь в них, меня с моими чувствами нет, я весь в тебе. Это как раз прямой резонанс: мы как бы повторяем то, что происходит с другим. В это время мы действительно слабы и беспомощны: сделать что-то со своей болью может только другой, но и он как будто уже отвечает и за нашу боль из-за него.
Мы часто перегибаем палку, убеждая малышей чувствовать боль другого как свою: «Видишь, как у мамы ручка болит, как ее жалко! Если бы у тебя так ручка болела, каково было бы тебе?» У человека с развитым резонансом два пути: первый – жить жизнью других, забыв о себе, второй – чувствуя свою беспомощность, включить агрессию и ею отгородиться от людей, как бы ненавидя больных и слабых.
Стресс и страх резко снижают активность зеркальных нейронов и за счет этого – способность человека воспринимать и учиться. Мы ведь считываем информацию с других, с их голоса, мимики, жестов, эмоциональных образов. Авторитарные способы воспитания и обучения, да и просто общения, вызывая именно страх и стресс, блокируют коммуникацию, и тогда продуктивно общаться невозможно.
А настоящее сочувствие – это помнить о себе, о своих чувствах – и видеть, чувствовать и слышать, что происходит с другим. Видеть и себя, и его. Звучит это так: «Мне грустно, что тебе больно, чем я могу помочь?» Здесь два человека, и если одному плохо, то второй может его поддержать. Часто, когда чувства человека замечены, ему уже становится легче.
Предвижу вопрос: если я не научился эмоциональному общению в детстве, то теперь уже ничего не изменить и не поправить?
Это не совсем так – мозг человека способен к переобучению в любом возрасте, особенно когда речь идет о естественных врожденных способностях. Стараясь по-другому общаться с детьми, отвечая на обращенные к нам предложения о совместных делах и развлечениях друзей и просто знакомых, мы неожиданно обнаруживаем в себе живость, эмоциональность, стремление расти и развиваться. Стоит попробовать – во всяком случае, это привлекательнее, чем всю жизнь «бороться за выживание»!